«Обида — это агрессивная реакция»

Обида. Тягостное, мучительное состояние. Виновник обиды уж и думать забыл о сказанном или сделанном, а сердце обиженного может еще долго маяться и томиться, как птица, попавшая в клетку. Обида может точить сердце годами и стать источником злых, мстительных поступков. Она знакома нам с детства, но и, повзрослев, кто из нас не чувствовал себя ребенком, которого незаслуженно обидели?

Почему некоторые люди очень обидчивы, а другие, кажется, вовсе никогда не обижаются? Мы стремимся прощать, каемся, но снова и снова обнаруживаем в сердце горечь знакомого чувства. Почему?

О природе обиды рассуждает врач-психиатр Андрей БУТЬКО, член молодежного православного Свято-Никольского братства (г. Минск)



— Андрей Владимирович, с точки зрения врача-психиатра, какова природа обиды?
— После рождения ребенка начинается процесс его воспитания, когда малыш наблюдает за родителями, ищет ответ на вопрос: «Как мне себя вести в той или иной ситуации»? Он — маленький, а родители — почти как «боги». Родители своим поведением и словами дают ему ответ на этот вопрос в глобальном смысле. Каждый из нас так учится определенному образу реагирования.
Если многие воздействия в процессе воспитания были неблагоприятными, ребенок адаптируется, приспосабливается. У него складываются особые механизмы психологической защиты. Формируется свой, уникальный способ построения отношений с другими людьми и с миром, алгоритм внутренних реакций. Потом мы выходим из своей семьи в большую жизнь, и к этому моменту у нас уже есть какой-то привычный образ мыслей, чувств и поведения.

— Как компьютерная программа?
— Да. И человек привычно, без особых напряжений, живет в этой программе. Хотя для него есть возможность выйти за пределы своего алгоритма и сделать что-то непривычное, новое. Но это будет для него своего рода ноу-хау и потребует каких-то усилий, будет сопровождаться всплеском энергии.

У всех разный способ построения отношений. Если брать обидчивость в частности, то обида это только часть большого, привычного, выработанного в процессе воспитания алгоритма реакций. Например, отец был агрессивным, и ребенок не мог проявлять прямое противостояние отцу. Но он выработал обиду как способ пассивной агрессии. В общепсихологическом смысле обида — это все-таки агрессивная реакция.

— А какое воспитание может исключить из поведения ребенка такую реакцию?
Исключить маловероятно, да и не полезно, зачем уменьшать ассортимент реакций. А вот сделать ее реакцией не первого выбора вполне возможно.

Для этого родители, во-первых, не должны часто демонстрировать обиду в своих отношениях.
Во-вторых, не должны бояться агрессии в свой адрес, и позволять ребенку открыто говорить, чего он хочет и чего не хочет, открыто спорить, уступать ребенку.

В то же время, какие-то проявления воли ребенка нужно пресекать. И делать это избирательно, в зависимости от той ситуации, которая сложилась. В одном случае разрешать проявлять прямую агрессию, а в другом — учить обязательно уступать. Здесь есть ответственность выбора и вероятность ошибки.

В христианском контексте можно сказать, что идеальное воспитание — когда родители воспитывают с рассуждением. Это отражает принцип: «Все мне позволительно, но не все полезно» (1 Кор. 6, 12). Это максимально широкий, гибкий, многовариантный трафарет поведения, в котором, по сути, прописано, что трафарета на все случаи жизни нет. Здесь много свободы.

— А если воспитание иное?
— Ребенку может быть навязан жесткий шаблон, предписывающий узкий вариант поведения. Например: нужно всегда подчиняться грубой силе, ребенок — это раб, который выполняет все указания родителей. И тогда малыш вынужден приспосабливаться к этому шаблону. С помощью той же обиды. Обида предполагает формирование в обидчике чувства вины. Тот «поварится» в этом и через какое-то время чувство вины приведет его к тому, чтобы что-то сделать для обидевшегося.

Часто такой механизм есть в семьях алкоголиков. Я видел его, когда работал в наркологии. Там подобные отношения — звезда театра, особо популярная процедура взаимоотношений. Муж пьет. Он — агрессор, а жена обижена. Потом, когда он протрезвел, может быть наоборот: она — агрессор, преследователь, потому что она нападает, пилит его, а муж — обиженный, несчастная жертва.

— То есть постоянная смена ролей…
— Да, в семье, где есть зависимые отношения, своеобразный футбол — то в одни ворота, то в другие. В этом случае схема «обида-вина-обида-вина» — это способ жизни, процедура отношений, где все время кто-то обиженный, а кто-то виноватый.

— А если вернуться к обиде, обращенной не на членов семьи, а, например, на сотрудников по работе. Там-то какой прок обижаться?
— Обида у разных людей бывает «разная», т.е. выполняет разные функции в отношениях. Зрелые, взрослые, ответственные отношения предполагают понимание того, что я — личность и ты — личность. Я могу чего-то хотеть от другого человека, а он волен мне дать или не дать это. Если же он мне не дает, то я могу быть этим не доволен и могу быть агрессивен по отношению к нему.

Например, у меня есть текст и мне нужно, чтобы моя коллега, которая умеет редактировать, помогла мне это сделать. Она говорит: «Хорошо, сделаю, у меня есть возможность и желание». Я доволен. Мне хорошо — душа просто поет.

Но она может и отказать. Тогда я могу быть недоволен. Зрелые, взрослые отношения — это открытое, прямое обращение к другому человеку и готовность принять любой вариант ответа. Если же такой взрослости нет, то отношения могут быть и другими... Например, я буду просить коллегу так, как будто она обязана мне помочь. По сути, я пытаюсь ей приказать, навязать свою волю, но очень замаскированным способом. Расставляю своего рода психологическую ловушку. Я могу сказать, что у меня сложная жизненная ситуация, и о том, как важна для меня эта просьба, что она чуть ли не единственный человек, который может мне помочь… Это может быть обставлено как угодно, но суть в том, что если она не выполнит мою просьбу, то мне будет очень плохо и виновата в этом будет она. Если коллега «поддерживает» такой тип отношений, берет ответственность за мою жизнь на себя, то она сделает что-либо для меня даже в ущерб себе, и уже я буду виноват, а она может «насладиться» обидой.

— Но ведь это неосознанное поведение?
— Да, как правило, и обиженный, и виноватый не осознают истинных мотивов своего поведения. Они даже могут быть уверены, что все люди живут так, что других отношений просто не существует.

Еще пример: жена обижается на мужа и, демонстрируя эту обиду, закрывается в ванной, намекая, что сейчас что-нибудь сделает с собой. Так она хочет добиться своего, а если муж не согласится на это, то если что-нибудь случится, он будет виноват, что довел ее...

— Так это же чистой воды манипуляция…
— Именно. В иной процедуре отношений обида может играть и другую роль. Она может быть своеобразным способом пожалеть себя. Если вернуться к созависимым (в семьях алкоголиков) отношениям, то там всегда есть две неудовлетворенные потребности. Одна из них — это потребность в истинной, искренней близости, в подлинном согласовании поступков, мыслей, чувств, в том, чтобы по-настоящему быть вместе. По сути, потребность в психологическом слиянии. Это одна из базовых потребностей человека — желание быть вместе.

— Библейское «не хорошо быть человеку одному»?
— В каком-то смысле. Эта способность и потребность сближаться лежит в основе истинной близости двоих, в основе любви, если рассматривать ее не в церковном, а в психологическом контексте. Хотя где-то они могут пересекаться. В близости нет «я» и «ты», есть единое целое, в котором есть счастье от переживания этого «мы», но одновременно есть и очень сильное смущение, от того, что настолько близко один человек приближается к другому!

Здесь страх потери собственной идентичности, страх того, что я сейчас растворюсь в другом, и меня как личности не станет. Это страх поглощения. Истинная близость подразумевает частичное растворение в другом. И она сопряжена со страхом потери самого себя.

Движение в обратном направлении — это потребность быть «я», желание автономии, свободы. Но когда я отделяюсь и ничем не связан с другим человеком, то появляется страх одиночества. Это две крайности.

Только вот в созависимых отношениях обе эти потребности хронически не удовлетворены. И если невозможно быть «мы» в полной мере и невозможно быть самостоятельным «я», то связка обида-вина, регулируют эти отношения, обеспечивает мнимое «мы», липовое единство. А агрессивность, которая всегда присутствует в отношениях алкоголика и его второй половины, вызывает как бы мнимое разделение. Но на самом деле нет ни одного, ни другого. Это липовое единство и липовое разделение — когда жена пилит алкоголика или алкоголик бьет жену. В данном процессе обида — это механизм адаптации, способ регуляции отношений.

— Выходит, что обида может играть какую-то положительную роль?
— Да, она регулирует отношения. Все наши реакции являются наилучшим выбором из того ассортимента, которым обладает каждый из нас. Вот только ассортимент иногда бедноват…

— Скажите, а человек, у которого привычка обижаться сформировалась как защитная реакция и стала неотъемлемой частью души, он что — без обиды уже в принципе не проживет?
— Если у человека есть некий способ регуляции отношений, если он выполняет свою функцию, — это хорошо. Слава Богу, что мы способны адаптироваться к разным условиям жизни. Если же мы заберем у человека некий шаблон поведения и ничего не дадим взамен, то для него это будет катастрофой. И он так просто не откажется от своих старых шаблонов! Важно понимать, что это его способ жить, и он реально помогает жить.

Проблема не в самой обиде как психологической защите. Проблема возникает тогда, когда это — единственный способ регуляции отношений с окружающими. Когда во всех ситуациях одна реакция — обида.

— Но все же обида — мучительное состояние. И христианин, вообще, призван учиться прощать обиды, не обижаться. Вот и Прощеное воскресенье каждый год напоминает нам об этом. Но разве можно в один день сразу всем все простить?

— Я так думаю, что когда мы говорим о Прощеном воскресении, то речь идет не о том, что в этот день всех взять — и простить. Мы скорее говорим о направлении движения нашей души. Обозначаем это направление как верное, как значимое, весомое, авторитетное для нас. И насколько это в наших силах, мы можем пробовать простить.

А сам чин прощения — это зримое выражение того, что наши мысли, чувства и поступки устремлены к прощению обид, выражение нашей жажды других отношений, отношений, заповеданных Христом. И главное — мы делали что-то, старались, пытались, даже если не получилось простить.

— Итак, вы утверждаете, что преодолеть изъяны шаблонов поведения, сформированные еще в детстве, к примеру, обидчивость, очень сложно. Значит, невозможно человеку резко измениться к лучшему и преодолеть свои комплексы?

— Для меня, если человек вдруг решил для самого себя задачу, на которую ему понадобились бы годы психотерапии, это — чудо. И можно думать, что подобное происходит не без участия Господа.

— Значит — это исключение из правил?

— Да. Потому что если родители не научили с детства, не показали здоровое поведение на своем собственном примере, если сами не умели этого, то их ребенок просто не знает, как это может быть. Занятия с психотерапевтом предполагают осознавание своего ассортимента реакций и их мотивов, а так же получение нового опыта отношений и расширение возможностей. Для этого нужно приложить массу усилий и потратить время. Сколько — это всегда индивидуально. Если же случается внезапный прорыв, я думаю, что это Бог каким-то образом дарит человеку то, что должно быть выстрадано и заработано кропотливым трудом.

Беседовала Елена НАСЛЕДЫШЕВА

Дата публикации: 23.01.2012

Тэги: Семейный психолог

Если Вам понравился этот материал, поддержите сайт

Код для размещения ссылки на данный материал